Валентине Федоровне Боровик, в девичестве Шевелевой, уже 97, но ее память о прошедшем так же ясна, как и много лет назад.
Мы привыкли узнавать исторические факты по книгам, старым газетным вырезкам, пожелтевшим фотографиям, сохранившимся в музейных архивах. Но ценнее всего воспоминания очевидцев, живых свидетелей далеких годов.
В альбомах хранится много старых фотографий.
Семейный архив
Валентине Федоровне Боровик, в девичестве Шевелевой, уже 97, но ее память о прошедшем так же ясна, как и много лет назад. Она ветеран труда, а ее жизнь словно нитка, вплетенная в историю нашего города и образующая свой собственный рисунок.
Валентина Федоровна встречает нас на пороге своей квартиры на четвертом этаже. Несмотря на возраст, она несколько раз в день спускается во двор и поднимается обратно - выгуливает кота. Пушистый любимец, когда-то подобранный на улице, чувствует себя в доме генералом, имеет собственное кресло и на гостей реагирует, только слегка приоткрыв глаз.
К визиту корреспондента Валентина Федоровна приготовила альбомы и папки. Каждая фотография, все официальные бумаги тут на своем месте, бережно сохранены, хотя некоторым уже под сотню лет. «У меня все по полочкам, - улыбается женщина всеми своими морщинками. - Недаром буквоедом называли. Но в моей работе счетовода по-другому было нельзя».
Страшный 1935-й
Валя появилась на свет
27 февраля 1927 года в Никольск-Уссурийском. До пяти лет жила в доме на улице Тупиковой - эти старинные здания до сих пор стоят в ряд по дороге к проходной локомотивного депо. В 1932 году ее отца, Федора Филипповича Шевелева, перевели в Гродеково на ответственную должность машиниста-наставника, а в 1935 году поставили начальником станции Евгеньевка (сейчас это Спасск-Дальний). Именно тот год стал отсчетом трагических страниц семьи Шевелевых.
24 сентября 1935 года в клубе Чумака на проспекте Блюхера прошла чистка партии, которую проводила выездная московская «тройка». Железнодорожников, состоящих в партии, заводили в клуб. Тем, кого после заседания отправляли в левое крыло, повезло - они могли отправляться домой. А вот тех, кто шел в правое, сразу же усаживали в «воронок» и везли в тюрьму.
Трехлетняя Валя с родителями.
«Я была маленькая, поэтому ничего не понимала, только плакала, - говорит Валентина Федоровна. - По какой причине отца арестовали, никто не рассказывал. Наверное, потому что он работал на Китайско-Восточной железной дороге, в 30-х годах был брошен клич: всех, кто работал на КВЖД, - за решетку. Людей под разными предлогами вызывали на совещания, на симпозиумы. Они оттуда уже не возвращались. А на семью ложилось клеймо «чисиров» - членов семей изменника Родины. Устроиться на работу после этого было практически невозможно.
Отца осудили на три года, он ушел по этапу в Мариинск Кемеровской области. Время прошло, заканчивался 1938-й, а он все не возвращался.
Этот рисунок - последний подарок от отца из лагеря.
Последняя весточка, которую мы от него получили, была в феврале. Папа в подарок на день рождения прислал мне рисунок, срисованный с фотографии: мама и я, коротко стриженная после скарлатины. Тюремные художники перерисовали фото на лист бумаги, а один из освобождающихся заключенных обмотал рисунок вокруг ноги и тайком вынес в сапоге из лагеря. Передал нам бандеролью по почте».
Этот рисунок до сих пор хранится в семье Шевелевых - пожелтевший, но бесконечно дорогой сердцу.
Покинуть в течение суток
«Мама боялась узнавать что-либо об отце, это было опасно, - рассказывает Валентина Федоровна. - Попросила меня написать начальнику лагеря, надеясь, что ребенка пожалеют. Мне ответили, что отец уже освобожден. Но человек, передавший рисунок, предупреждал, чтобы мы не пытались заниматься поисками, только навредим сами себе. Как потом оказалось, в лагере была группа, отстаивавшая права заключенных, и отец оказался в этом замешан. Его задержали и расстреляли в октябре 1938-го. Узнала я об этом только в 1959 году, когда его реабилитировали. А тогда, в 30-х, все писала и спрашивала - где мой папа?
7 марта 1940-го пришло письмо: срочно явиться всем членам семьи в милицию. Там нас спросили: искали мужа и отца? Писали? Вот и поезжайте, ищите его дальше. В течение суток приказано покинуть Дальний Восток. Мама только спросила: сколько можно взять с собой вещей? Ей ответили - у вас же две руки, значит, всего две вещи.
На следующий день, 8 марта, мы сели в поезд, который шел в Сибирь. Состав был нарядный, праздничный, с флажками и еловыми ветками, а у мамы в руках чемодан и швейная машинка Зингер, завернутая в одеяло. У меня, ребенка, портфель с книжками и чайник. Я злилась - зачем мы этот чайник с собой тащим? Оказалось, в него налили разведенную валерьянку. Как только мы сели в поезд, мама тут же упала без сознания. Этой валерьянкой ее и спасали. А я еще нести не хотела», - говорит Валентина Федоровна с улыбкой, не замечая, что у слушателей в глазах слезы.
Куда ехать, семья не знала. За пределами Приморья ни родных, ни знакомых не было. Единственный выход - отправиться к маминой сестре, которую выслали в Красноярский край после расстрела мужа. Сестра писем не писала, боялась навредить родным и себе, так что Шевелевы знали только название города - Иланский. Там и вышли из поезда - в никуда, в сугробы и снежную неизвестность.
С трудом сумели поселиться на квартире у пары старичков. Это была даже не комната, а койко-место: одна на двоих кровать, тумбочка и табуретка. Мама, медсестра, устроилась работать в ясли. Но не выдержала и года - в день рождения дочери скоропостижно умерла.
Валя Шевелева в 14 лет.
«Она только ахнула, и жизнь кончилась, - вспоминает женщина. - В свидетельстве о смерти написано «паралич сердца». Я осталась в 14 лет одна. Пришли из детского дома, сказали, что он переполнен, мест нет. Хорошо, что хозяева сжалились: мол, девочка нам не мешает, пусть живет, в школу ходит, пока место в детдоме не освободится. Это был февраль 1941-го, а в июне, когда я окончила шестой класс, началась война».
Письмо Калинину
Девочке-подростку повезло - на ее пути встречались хорошие люди. Начальником склада горюче-смазочных материалов назначили молодого человека по фамилии Веревкин, выпускника техникума 19 лет, практически мальчишку. Увидев, как Валентина красиво выводит буквы, он предложил: «Приходи к нам помогать. Все на фронт уходят, работать некому. Будешь писать отчеты, какую-нибудь копейку заработаешь».
Швейная машинка была с Валентиной Федоровной всю жизнь.
В сентябре сверстники Валентины пошли в школу, а она осталась на работе. Трудилась до самого совершеннолетия, окончила с отличием седьмой класс вечерней школы. А еще обшивала на швейной машинке, доставшейся от матери, своих девчонок-подружек, тем и зарабатывала на жизнь. Два раза в месяц ходила отмечаться в милицию как ссыльная. Нашла в городе свою тетку.
А в 1944 году, собравшись с духом, рискнула - написала письмо в Москву «всесоюзному старосте» Калинину. Рассказала о своей судьбе и очень просила о снисхождении - снять с нее вину отца, позволить вернуться в Уссурийск, где остались ее бабушка и дедушка.
На успех слишком не надеялась, тем неожиданнее оказался вызов на работу в кадры. «Вам сообщение. Читайте!» - с этими словами ей вручили письмо с красной полосой и надписью «Правительственное». Перед глазами девушки запрыгали строчки: «В трехдневный срок… обеспечить билетами для проезда обратно на Дальний Восток… дать возможность провезти багаж…»
Валентина бросилась к тетке, и через три дня с вокзала на родину они уезжали вместе - милиционер, подумав, махнул рукой и оформил родственницу как сопровождающую. Собирались в спешке, боясь, что решение отменят, так что в руках у Вали был все тот же чемодан и, конечно, швейная машинка.
Прервав воспоминания, Валентина Федоровна приглашает нас в свою комнату. Столетняя машинка до сих пор с ней, до сих пор в деле. Стоит на старинном металлическом столике, блестит потертыми черными боками с золотым орнаментом, рядом лоскуты ткани, нитки, ножницы. «Всю жизнь шила, и сейчас шью, - улыбается женщина. - Машинка эта - практически член семьи, такая же ссыльная, как и я, кормилица и помощница. Роднее нее ничего нет. Работает до сих пор, шьет и шелк, и кожу. Столько раз от голодной смерти меня спасала».
Жизнь после войны
16 апреля 1944 года Валентина Федоровна вернулась домой, в Уссурийск. Образования у нее было всего семь классов, но работу найти удалось - статистиком в управлении дорожного снабжения, а затем секретарем у начальника дороги.
Перед взглядом Валентины Федоровны за долгие годы прошли все изменения в жизни железнодорожной слободы. Она помнит, как на проспекте Блюхера, у кольца на Садовой, стояли бараки, где жили пленные японцы, как они строили дома на проспекте и в начале улицы Русской. Немногие знают, что большое здание на Блюхера, 44, где сейчас располагается ПГАТУ, когда-то было двумя разными домами - трехэтажным и четырех-этажным. В них размещались управление железной дороги, вечерняя школа, прокуратура. Потом они были объединены смычкой с колоннами и стали одним зданием. Там работал железнодорожный институт и даже редакция газеты «Приморская магистраль» (12+). А в 1957 году туда перевели Ярославский сельскохозяйственный институт - вместе с профессурой и ректоратом.
Даже в суровые военные годы молодежь бегала в клуб Чумака на танцы. Там всегда играла музыка, а вход в клуб и парк был платным - пять копеек. Молодого задора хватало на все - и на работу, и на общественную нагрузку. В войну по очереди ходили в госпиталь, стирали и катали бинты для раненых, ездили в подсобные хозяйства на неделю-две: полоть свеклу, косить траву, ремонтировать шпалы на железной дороге. В худенькой Валентине роста было всего метр шестьдесят («А сейчас на десять сантиметров меньше», - говорит она), но с работой справлялась весело, с песнями.
Тяжелое наследие отца еще долго напоминало о себе. «Куда ни кинься, а мне говорят: а, так вот ты какая! Чисирка! Член семьи изменника родины! - вспоминает женщина. - На работу не брали. Не взяли и в комсомол. А мне так хотелось! Пришла в районный Дом культуры, где принимали в комсомольцы, а мне первый вопрос: - Где мать? - Умерла. - А где отец? - Не знаю. - Ах, не знаете? Выводите ее! Ишь ты, чисирка, в комсомол захотела пробраться! Меня под руки и вывели. Сидела потом на крыльце и плакала».
В двадцать лет Валентина вышла замуж за одноклассника и стала Валентиной Боровик. В 25, после ликвидации управления железной дороги, устроилась в школу № 130 счетоводом. Все с теми же семью классами образования, благодаря усердной работе стала главным бухгалтером централизованной бухгалтерии. В ее ведомстве было 24 железнодорожных школы и детских садика.
Ей предлагали получить аттестат, но ходить в вечернюю школу времени не было - маленькие дети, шитье как заработок, потому что на зарплату в 35 рублей прожить было решительно невозможно. Так Валентина Федоровна и осталась без среднего образования, что не помешало ей проработать с деревянными счетами до самой пенсии.
«Самое счастливое время в жизни было, когда меня окружали дети», - говорит она. На стенах фотографии - детей, внуков, правнуков. В альбомах - снимки начиная с 1900-го года, мама и папа, бабушки и дедушки. Валентина Боровик помнит все даты и называет по именам и фамилиям всех деповских рабочих, изображенных на старых карточках. Для нее это свежо в памяти, как будто все события произошли вчера.
Оксана СЕЗИК.
