О своем становлении в профессии заслуженный врач России, почетный гражданин Уссурийского городского округа, заведующий хирургическим отделением центральной городской больницы Виктор Егоров рассказал «Коммунару».

Учась в школе, он даже представить не мог, что посвятит всю жизнь медицине. Сегодня за его плечами 46 лет непрерывной практики за операционным столом. За это время он сам в совершенстве овладел сложным, по ювелирному точным мастерством и стал наставником для многих молодых докторов.

040

О своем становлении в профессии заслуженный врач России, почетный гражданин Уссурийского городского округа, заведующий хирургическим отделением центральной городской больницы Виктор Егоров рассказал «Коммунару».

БОЛЕЗНЬ ГОРНЯКОВ

- Я рос обычным мальчишкой: гонял мяч, играл в хоккей, купался в озере, дрался с пацанами. О выборе будущей профессии в то время даже не задумывался. Отец мой в Сучане (ныне Партизанск, - прим. редакции) с 14 лет работал в шахте проходчиком. А в 1952 году его направили открывать в Кузбассе шахту. Там он и заболел.

В то время уголь рубили «всухую» - кайлом и отбойным молотком. Из-за этого у него легкие зацементировались кварцевой пылью. Это был силикоз - профессиональная болезнь горняков. Но медицина тогда не знала такого понятия. Диагностировали затемнение легких и дыхательную недостаточность.

Вскоре мы вернулись в Сучан. Отец работать, как прежде, уже не мог. Его устроили плотником, а под конец жизни назначили пенсию

- 54 рубля. К тому времени в семье было четверо детей. Нам дали квартиру в бараке на десять хозяев. Какое это было жилье? Как сейчас говорят, «кильдымовское гетто». Но так жили многие.

На рентгеновских снимках у отца только верхушки легких были чистыми. Он угасал у нас на глазах, задыхался. Врачи принимали это за туберкулез, и нам всей семьей ежегодно приходилось проходить диагностику, «просвечиваться». А к отцу приходили медсестры делать инъекции, хотя помочь это не могло. Силикоз и поныне считается необратимым и неизлечимым заболеванием.

Отец умер в полном сознании. Меня это тогда сильно впечатлило, и я твердо решил - стану врачом. Когда все школьники гуляли летом на каникулах, сидел в читальном зале и изучал ботанику. Даже кличка у меня была Профессор.

КОМАНДИРОВКА ВМЕСТО МЕДОВОГО МЕСЯЦА

Интернатуру я проходил в 1975 году в Сучане. В ординатуру поступил холостяком. Потом встретил будущую жену. Квартиру мне не дали, и тогда я поехал работать в один район, потом в другой. Приходилось и в командировки ездить в малые поселки, где хирурга не было. Порой туда только вертолетом можно было добраться.

Представляете, моя свадьба, все гуляют, веселятся, а у меня билет в кармане на самолет. Наутро собираюсь и улетаю в Тернейский район. Отправлялся на месяц, а пробыл там три - сменщик заболел.

«Ты молодой, работай», - говорят. «Я ведь только женился, домой хочу!» - «Еще наживешься».

Я тогда полноватым парнем был и немного неловким. Переживал, когда за мной прилетал транспортный вертолет. Он не всегда мог найти площадку для посадки, по-разному приходилось спускаться. Повиснешь с медицинской сумкой над пропастью на уровне кедровых макушек, страшно, а двигаться надо - тебя там внизу больной ждет. В районе ты и травматолог, и хирург, и нейрохирург. Не то что сейчас. Сделаешь операцию не по своему профилю - превысил полномочия. Могут оштрафовать и даже засудить.

ИСПЫТАНИЕ НА ЗРЕЛОСТЬ

В 1977 году меня неожиданно отправили работать в Лазовский район. Посадили в машину, привезли и представили персоналу. Вот, говорят, ваш новый главный врач. Он будет хирургом, а супруга его, когда выйдет из декрета, - гинекологом.

Мне тогда всего 27 лет исполнилось, самый молодой главврач в крае. И в первую же ночь - пациент с ранением в сердце. Привезли парня с ножом в груди. Оказалось, что женщины на рыбозаводе не поделили ухажера и в алкогольном опьянении у них сработал принцип: «Так не доставайся ты никому».

Я сам дал раненому внемасочный наркоз. Автоматических аппаратов ИВЛ не было, поэтому медсестра все время качала воздух вручную. Сам же интубировал и оперировал пациента, его сердце в руках держал. И тут привозят 10-месячного ребенка с ущемленной грыжей. Его тоже прооперировал. Скоро в селе заговорили, что у них появился «маленький Николай Амосов» (известный советский ученый, автор новаторских методик в кардиологии и торакальной хирургии, - прим. редакции).

Потом начали привозить всех. Кому-то надо зуб удалить, а в родильном зале уже кричат, что роды начались. Приходишь с операции, а 10 женщин со всего района стоят в очереди на аборт. Раз в неделю кесарево сечение делал. Одно время не было у нас окулиста и лора, приходилось работать и за них. И даже за травматолога и судебного эксперта.

В больницу привозили пациентов с болями в сердце, а у нас не было элементарного ЭКГ-аппарата. Диагноз ставили на основании симптомов. Электричество отключали в 12 часов, и мы для экстренных операций запускали дизель-генератор.

Вот с такой районной, земской медицины я начинал свой путь в профессии.

О СТАВКАХ

Сейчас в техническом отношении медицина шагнула далеко вперед. Надо только ее развивать. Но мы многое и потеряли, особенно в районах. Раньше, если я врач, мне давали совместительство, у меня выходило полторы ставки. Этого хватало, чтобы кормить семью, заниматься самообразованием и развиваться в профессиональном плане. А в 2004 году стали специальности сертифицировать. Теперь уже не могу как окулист подобрать пациенту очки. У меня нет соответствующего сертификата, а чтобы его получить, нужно пройти первичную специализацию.

Сертификация лишила молодых медиков возможности подработки. Не осталось в селах ни врачей, ни фельдшеров. Порой некому оказать первичную помощь людям.

МЕДЦЕНТРЫ И ФАПЫ

Когда молодой человек приходит после вуза, он толком еще ничего не умеет. С ним нужно заниматься технически, он должен знать анатомию человека, патологическую анатомию, топографическую анатомию, физиологию. А главное - все время практиковаться.

Раньше в районах в зависимости от стажа и квалификации хирургам присваивали определенные категории, которые давали право проводить операции различной сложности. А сейчас ввели маршрутизацию, которая нанесла большой ущерб населению.

Теперь люди не могут лечиться и оперироваться на местах. Их приходится доставлять в Уссурийск, а если там окажется, что чего-то нет, то во Владивосток. Кроме того, хирург должен оперировать, развиваться. А у него нет ни такого права, ни такой возможности.

Когда-то в каждом районе работал хирург, а в каждом селе - акушерско-фельдшерский пункт. Было так: в деревне акушерка держит корову, у нее хозяйство, а во второй половине дома ведет прием. Наблюдает беременных женщин, проводит диспансеризацию. Если нужно - выезжает на дом к больным. Она все контролировала. Без ее осмотра даже скорую из рай-центра не вызывали.

А потом вдруг решили - зачем нужна помощь на дому? Можно сделать крупные медицинские центры и доставлять туда больных. И тут же все разрушили. Я был три года назад в Партизанском районе и заехал в Сергеевку. Там поставили новый холодный вагончик-ФАП. В нем есть и туалет, и водопровод. Но жить и работать в нем нельзя, а прием можно проводить только летом. Чиновники радуются, друг друга поздравляют. А фельдшера в селе нет…

Не спорю, современные медицинские центры сделали хорошо. Но вот только попробуйте еще туда попадите. Вы будете ждать квоты, которые ограниченны, или лечиться за деньги. В онкоцентры люди стоят в очереди до полугода, а в это время рак становится неоперабельным, и запущенных больных возвращают назад.

041

Оперирует заслуженный врач РФ Виктор Егоров.

КАК ВЫРАСТИТЬ ХИРУРГА

Я всегда работал в большом коллективе с хорошими хирургами, у них многому можно было научиться. Но со временем мы стареем, болеем, устаем от ночных дежурств. И вот встает вопрос о подготовке достойной смены.

Чтобы воспитать грамотного хирурга, нужно много терпения. Проще научиться самому оперировать, если Бог дал голову и руки. И еще талант нужен. Это как у художника - надо не просто понимать композицию картины, но и мастерски владеть кистью. Человек в нашей профессии должен быть не просто внимательным, но и ответственным. В его руках здоровье пациентов.

И вот вырастишь хирурга, он уже самостоятельно оперирует, категорию получает, а потом вдруг уходит. С одной стороны, это трагедия для руководителя учреждения. С другой, для меня, как учителя, это знак, что молодой человек стал самостоятельным. Он растет, поступает в аспирантуру, становится заведующим отделением, и душа радуется за него.

Кроме того, не всех устраивает копеечная зарплата бюджетника, да и квартиры практически не дают. В советское время стать хирургом было очень трудно. Человек знал, что будет обеспечен жильем и работой. Врачи держались за свои места. Если уж заняли нишу - никому ее не отдавали. В этом плане я прошел тяжелейшую школу, долго работал в приемном отделении, был за штатом. Оперировал, а категории и надбавки мне не шли. Ведь штатное расписание никто не мог нарушить и изменить.

Много выпускников медицинских вузов уходят после одной-двух неудач, особенно если наступила смерть пациента. И тогда они выбирают работу, не связанную с хирургией. А кто хотел быть хирургом, стремился к этому, ходил за мной хвостиком, тот и остался в профессии.

О ЖИЗНИ И СМЕРТИ

Я за свою карьеру изучил все, что касается жизни и смерти пациентов. Знаю, от чего они умирают и от чего не должны. Мне бы хотелось иметь возможность не терять больных. Но, к сожалению, все мы болеем чем-то и потом уходим навсегда. Порой болезни приходят к нам незаметно. Бывает, чуть психанул - и сосуд лопнул. А еще есть хронические болезни, старческие, которые не излечиваются, а только прогрессируют. Их можно лишь на время остановить.

У нас такое отделение, куда порой привозят безнадежных больных. Человек дома почти умер, а потом его к нам. И говорят: «Спасите, вытащите». Я не Бог, а обычный человек. Спасти всех не могу. Но родственники надеются на чудо. Поэтому в жизни мне пришлось услышать все, что говорят о хирургах, - от анекдотов до отборных ругательств.

Наша работа - ежедневный стресс. Я, например, сплю по четыре часа ночью, а бывает, что и несколько суток без сна. Не знаю, откуда у меня силы берутся держаться на ногах. Это все переживания, издержки профессии.

Спиртные напитки не помогают расслабиться, а, наоборот, загружают. И тогда хирург выгорает изнутри. Но обычно врачи не позволяют себе распускаться, ведь на них лежит ответственность за пациента. Остается снимать стресс работой, тогда меньше думаешь о проблемах. Проснулся утром, операция, дом, снова операция, дежурство, операция. И так по кругу.

ЦЕНА ПРОФЕССИИ

Есть хирурги, которые знают себе цену. Такая звездная болезнь иногда даже полезна. Ведь такой врач достает только коллег, а для больных - он великий человек. Его любят, ценят, ему верят, и это хорошо.

А я не знаю, как себя оценить. У меня нет высокомерия, и вокруг на стенах не висят мои портреты.

Не так давно на международной встрече врачей в Сингапуре кто-то из нашей делегации спросил у местного доктора, сколько он зарабатывает. Тот ответил, что у него есть яхта и солидный счет в банке. Кроме того, несмотря на свои 62 года, он полон сил, энергии и желания работать.

- А если бы Виктор Петрович работал в вашей стране, он бы хорошо зарабатывал? - не унимался наш делегат.

- О, он был бы очень богатым человеком, - воскликнул сингапурец.

Для меня богатство - дарить жизнь людям. Все эти годы я работал на их благо и не задумывался о размере зарплаты. Если копилось немного денег, покупал книги, художественные и медицинские. Машину купил, когда мне было 50 лет, уазик. Но меня знали в каждом книжном магазине. У меня хорошая библиотека.

Бывает, что по несколько раз в неделю вызывают ночью на работу. А ведь мог бы жить спокойно, уйти в коммерческую клинику, открыть свой кабинет для частной практики. Но не могу и не хочу так поступать. Всегда думаю, что, если мне звонят, значит, я нужен. Бывает, начинаю злиться, что не выспался. Жена и говорит: «Собирайся и езжай. Там тебя ждет больной».

ВСТРЕЧА С КОВИДОМ

Год назад, с началом пандемии, я прошел новое испытание. Узнал, что такое оперировать по пять часов в защитном медицинском скафандре. Резина, целлофан, все закрыто, вентиляции нет, на лице респиратор, маска и очки запотевают. В каждом рукаве по литру пота. Единственное, что остается сухим, - памперс.

На пятом часу мой напарник начал падать. Его буквально вынесли из операционной. А я про себя подумал: должен стоять до конца. Ведь у меня другая закалка. Правда, после операции меня тоже выносили на руках и помогали раздеться. Работа в таких условиях - это тоже познание медицины.

Записал Дмитрий ПРОКОПЯК.
Фото из архива В. Егорова.

Поделитесь ...