Кого только не было в селе Никольском и городе Никольске-Уссурийском!

Здесь орудовали взломщики, поджигатели, сутенеры, торговцы живым товаром, воры всех специальностей, аферисты, грабители и убийцы.

В криминальных хрониках дореволюционных никольских газет отметились все сословия: крестьяне, мещане, казаки, купцы, дворянство и даже духовенство. Государство, пораженное коррупцией, политическим безволием и казнокрадством было не в состоянии бороться с принимавшей все больший размах преступностью.

О первых переселенцах Сибири и Дальнего Востока, к которым относились и русские жители Приморья, в книге «Охотско-Камчатский край» Н.В. Слюнин пишет: «Первыми колонизаторами Сибири и носителями русской культуры были, как мы знаем, гулящие русские люди конца XVI в.: «казацкая вольница», всякий сброд, люди, часто озлобленные на вся и всех за свою неудавшуюся жизнь, чаще всего развращенные нравственно и физически, полюбившие разбой и грабеж, как средства для проявления своей дикой удали, беспечного житья и всякого рода грубых наслаждений».

Вместе с группами тружеников крестьян-переселенцев в благодатный край хлынули беглые каторжники, бандиты и любители легкой поживы. Но несмотря на разгул преступности, первым крупным событием, заставившим власти задуматься о безопасности населения, стали события «манзовской войны».

14 мая 1868 года «после ужина, когда большая часть семей уже ложились спать, в Никольское прибежал человек без шапки и обуви с клочьями одежды на исцарапанном до крови, грязном мокром теле. Постучавшись в первую избу, он торопливо и невнятно, с страшным перепугом на лице объяснил, что на Раковский стан, находящийся от Никольского поселка в 17 верстах, напала громадная куча хунхузов и из живущих там трех солдат одного убили, другой ускакал на лошади в Раздольное, и он, третий, каким-то чудом спасся от преследования ужасных хунхузов, которые долго гнались за ним с собаками».

15 мая 1868 г. поселение Суйфунское и только что отстроенное село Никольское были разграблены колонной изгнанных с Аскольда золото-искателей-хунхузов и присоединившихся к ним китайских крестьян, согнанных со своих участков обработанной земли русскими переселенцами.

20 мая 1868 г. Никольское было вновь разграблено и на этот раз сожжено второй колонной китайских бандитов. Разрушив село, они двинулись к Камень-Рыболову, и 29 мая 1868 г. возле разъезда Дубининского состоялся бой отряда казаков под командой подполковника Маркова с отрядом хунхузов.

Первый приморский писатель А.Я. Максимов, бывший свидетелем этого, вспоминал: «Завязалось «дело», о котором большинство участвовавших вспоминает с оскорбленным национальным самолюбием. Отвага наших военачальников разом улетучилась, как только они стали лицом к лицу с многочисленным свирепым скопищем. Потеряв надежду получить «за храбрость», не нюхая пороха, они стушевались и предоставили вверенному им отряду действовать «по усмотрению».

Исход дела решил смелый рейд во фланг 20 солдат под командой Дубинина. Хунхузы не выдержали натиска и ударились в беспорядочное бегство. В честь «убитых» в «манзовской войне» 1868 года отца и сына Ильюшенко одна из сопок была названа Илюшкиной. Хотя на самом деле их тела просто не нашли (бытовала версия, что они утонули). Одними из героев этих событий стали открыто, с оружием в руках вставшие на защиту русских переселенцев отец и сын Супутины.

В 1870 г. в Никольское переведены из Камень-Рыболова две роты и штаб 3-го линейного батальона, что послужило началом образования Никольского гарнизона.

В 1882 г. для улучшения борьбы с преступностью в селе Никольском, центре Южно-Уссурийского края, была учреждена тюрьма.

В этом же году при Южно-Уссурийском полицейском управлении была открыта первая библиотека. Начальник полицейского управления П.А. Занадворов приобрел на 300 рублей сочинений русских писателей. Это была первая сельская библиотека в крае. Книгами за плату 1 руб. в месяц могли пользоваться не только жители Никольского, но и близлежащих селений.

В ноябре 1885 года возле торговых и питейных заведений были установлены фонари. Вот что по этому поводу написала одна из дальневосточных газет: «В темный осенний вечер иной пьяненький мужик, пожалуй, и дома застрял бы без фонарного освещения кабаков, а тут, при фонарях, пьяницы тянутся в кабачки и возвращаются с «фонарями» сами».

На 1 января 1893 г. в Никольской тюрьме отбывали наказание 10 заключенных.

Ввиду многочисленных жалоб китайцев и русского населения на большое количество хунхузов в городе, 10 января 1898 г. чинами
полиции проведена облава. 267 задержанных депортированы в Китай.

3 апреля 1898 г. государь император согласно положению Комитета министров высочайше повелеть соизволил: «Образовать из села Никольского в Южно-Уссурийском округе Приморской области совместно с возникшим близ него поселком, который находится около станции «Никольская» Уссурийской железной дороги, город под названием Никольск-Уссурийский».

Общественное управление увеличило на свои средства вольнонаемную полицейскую команду на пять человек и положило им установленное для городовых содержание. Сделано это было в связи с участием России в подавлении восстания ихэтуаней в Китае, ввиду вывода войск, объявления военного положения и носившихся слухов о поджоге города проживающими здесь китайцами.

Формировал эту вольнонаемною команду помощник начальника Южно-Уссурийского края коллежский асессор Николай Алексеевич Кессельман. Но это неожиданно привело к ухудшению криминогенной обстановки в городе.

6 июля 1900 г., Никольск-Уссурийский: «В городе на каждом шагу военные картины. Везде формируются всевозможные обозы. Всюду лошади, телеги, двуколки, пушки и - «пушечного мяса» без конца. Большинство взрослого населения призвано под ружье, и эти запасные - бузуи, как их здесь называют, - встречаются везде и всюду в пьяном, безобразном виде, и при встречах с этими «защитниками» сторонишься гораздо дальше, чем при встречах даже с китайцами. Действительно, буйства «бузуев» приводили жителей в трепет. Так, однажды они начали было громить базар, причем было убито по одним сведениям - два, по другим - четыре китайца-торговца. Также погибла одна шестилетняя русская девочка... и убийцей оказался один из этих охранителей общественной безопасности».

До 1901 года в Никольском функции полиции исполняли 17 стрелков 1-й Восточно-Сибирской стрелковой бригады. С 1880 года в селе находилось окружное полицейское управление.

15 июля 1901 г. вышел первый номер газеты «Никольск-Уссурийский листок объявлений» с периодичностью два раза в неделю (по воскресеньям и средам). Редактор-издатель - Ф.В. Мисюра. Первоначально в издании помещались самые разные объявления, хроника местной жизни, биржевые новости, списки приезжающих и отъезжающих. Спустя два года она была преобразована в общественный литературный орган. Содержание ее пополнилось судебной хроникой, статьями, фельетонами. Именно последние послужили причиной осложнения отношений редакции с появившимся к тому времени полицмейстером г. Никольска-Уссурийского, осуществлявшим функции цензора.

С 1 января 1902 года в Никольске-Уссурийском введен штат городской полиции. Город был разбит на 3 участка, в каждом из которых
4 полицейских поста. Штат городского полицейского управления включал в себя полицмейстера с жалованьем 2400 рублей в год, его помощника (1600 рублей), трех полицейских надзирателей (по 1000 рублей каждый), двух столоначальников, переводчика (360 рублей), 30 нижних чинов.

Мера эта была, конечно, необходимой, но, по мнению газеты «Владивосток», явно опоздавшей: «...Никольску надо отдать не только пальму первенства за пьянство, но и по убийствам он заслужил ее. Как ни вспомнить старое доброе время, еще в 1889 году никольские хохлы не знали запоров в своих хатах. Теперь не проходит ни одного базара, чтобы не было краж из лавок и карманов».

22 июня 1902 г. был подписан контракт между полицмейстером Никольск-Уссурийска Павлом Михайловичем Таутом и местным дворянином Михаилом Викторовичем Ивановым о передаче в аренду одного из зданий Иванова сроком на три года под дополнительное помещение тюремного замка. Но для спокойствия горожан этих усилий властей явно не хватало.

С 1902 по 1904 гг. в г. Никольск-Уссурийском и его окрестностях хозяйничала разбойничья шайка, наводившая ужас на все население. Ее предводителем был ссыльный поселенец Золотарев, а членами банды - отъявленные головорезы с Сахалина. В
списке преступлений числились кражи, грабежи, разбойные нападения, множественные убийства. В феврале 1902 г. от их рук погибло семейство Ланзо в количестве 12 человек. В селе Вознесенка бандиты вырезали семью, состоящую из 7 человек. Не было месяца, чтобы главарь не подозревался в каком-либо преступлении и не сидел бы в арестном доме неделю-полторы. При этом доказательств против него не находили. Лишь только благодаря внедрению в банду осведомителя преступников удалось захватить с поличным и отдать под суд. Через три с половиной года закон восторжествовал, и главарь с несколькими его подельниками оказались в Никольской тюрьме.

23 августа 1905 года Русско-японская война завершилась подписанием Портсмутского мирного договора, и потерпевшие поражение русские войска возвращались домой. Никольск-Уссурийский стал местом скопления озлобленных войной нижних чинов, которых власти не торопились отправлять на родину. Эти люди, не по своей воле осевшие в городе, пугали жителей вызывающим поведением. Горожане, имевшие возможность, отправили свои семьи в ближние деревни или на заимки. Практически все торговые заведения закрылись, жизнь замерла.

Городские власти, опасаясь погромов, стали выдавать горожанам для самообороны ружья-берданки и ходатайствовали перед высшим начальством «о безусловном воспрещении торговли крепкими напитками из всех торговых заведений города и складов как распивочно, так и навынос, во избежание могущих произойти беспорядков». Однако высшим начальством это прошение не было удовлетворено, скорее всего, по весьма банальной причине. Дело в том, что в Никольске в то время работало более 148 кабаков и 6 оптовых винных складов, доход от которых составлял 1/16 часть бюджета.

1 ноября 1905 г. в цирке Сержа состоялся митинг, на котором председательствующий г. Тамм огласил резолюцию, в которой предлагалось ходатайствовать об улучшении условий и обстановки жизни нижних чинов и немедленном увольнении с действительной службы здешних запасных.

Для наведения в городе порядка прибыли три сотни казаков под начальством полковника Павлова. Был наведен порядок (в его понимании), но он оказался недолгим, поскольку убийства, грабежи и разбои через некоторое время продолжились вновь. Для улучшения криминогенной обстановки полицмейстер предложил властям учредить ночные караулы из местных жителей, а также выслать из города всех беспаспортных лиц и бродяг. Заодно «за явно преступное направление» была закрыта цензурой единственная газета «Никольск-Уссурийский листок».

И вновь принятые меры практически никакого результата не дали. Корреспондент газеты «Дальний Восток» в сентябре 1906 года писал: «Вчера нами получено сообщение о новом убийстве в Никольске-Уссурийском. Приезжающие во Владивосток рассказывают ужасные вещи про Никольск-Уссурийский; по их словам, там настоящий террор». В справочнике «Прибавление к памятной книжке Приморской области» за 1906 год сказано, что полицмейстер С.В. Омельянович-Павленко получил другое назначение и новый полицмейстер не указан. Судя по всему, его обязанности исполнял старший пристав Севостьян Дмитриевич Кривошея, которого на этом посту сменил П.М. Таут.

Как и ожидалось, появление нового персонажа на фронте борьбы с никольской преступностью ничего не изменило. В 1907 г. уставшие от беззакония горожане обратились к губернатору: «Сход жителей города Никольска-Уссурийского просит ваше высокопревосходительство ввиду бездеятельности и неспособности городской полиции в течение своего существования во главе с полицеймейстером Таутом, выразившимся в последнее время в массе убийств и грабежей, чего не было до введения городской полиции - реорганизовать таковую, заменить более достойными лицами, так как при теперешнем составе полицейской власти никто из обывателей не гарантирован за свою жизнь и имущество». Также никольцы просили разрешить городскому общественному управлению на свои средства организовать охрану. Видимо, мольбы жителей Никольска-Уссурийского были услышаны, и в 1908 году полицмейстером города числится уже Степан Петрович Хабаров. Полицейские надзиратели: 1-го участка И.С. Вакуров, 2-го участка М.С. Ильяшенко, 3-го участка Ф.К. Васюгов.

Одним из ярких представителей «оборотней» в мундире стал новый никольский полицмейстер Лев Тауц, начинавший свою карьеру тюремным надзирателем. В 1906 году, назначенный хабаровским полицмейстером, он быстро разогнал профессиональные полицейские кадры и вместо них набрал уголовников-рецидивистов, с которыми вступил в сговор с целью личного обогащения. Возмущенные хабаровчане неоднократно просили власти отстранить зарвавшегося полицмейстера от должности и заключить его в тюрьму. Но вместо этого Тауц в 1909 году был переведен в Никольск-Уссурийский, где продолжал с тем же рвением трудиться на ниве «борьбы» с преступностью.

Вот как происходила вербовка в тауцевскую ОПГ в Никольске-Уссурийском, которая, по мнению властей, защищала покой никольцев: «Яков Левандовский сообщил полицейскому надзирателю Вакулову, что его знакомый Быков пригласил его в свою квартиру на Духовской улице и познакомил со своими товарищами Рыбицким, Милиарессесом и Стрижко. Все эти лица объяснили Левандовскому, что они составляют сыскное отделение при полицмейстере Тауце, и предложили ему примкнуть к ним с целью раскрытия преступлений, но предупредили его, что на вознаграждение за свой труд он рассчитывать не может и существовать должен на мелкие кражи. После представления Левандовского вышеуказанным чинам сыскного отделения и полицмейстеру Тауцу Быков и его товарищи сознались Левандовскому, что у них имеются какие-то краденые вещи, которые надо сбыть».

7 мая 1910 г. газета «Утро России» сообщала, что 6 мая в Никольске-Уссурийском редкое торжество: город празднует свое освобождение от полицмейстера Тауца. По улицам следуют процессии с пением, всюду слышны поздравления. Полицмейстер Тауц - личность историческая, герой громких дел, против которого уже начато следствие владивостокским прокурорским надзором. Лев Тауц и его подельники не были каким-то особенным явлением. Насквозь прогнившая коррумпированная система власти порождала подобные полицейские группировки тысячами.

Хотя со стороны лиц прокурорского надзора и жандармерии осуществлялись определенные мероприятия, направленные на борьбу с полицейской преступностью, они не приносили желаемого результата. Ведь условия, порождавшие это явления, оставались неизменными, а замена одного полицмейстера на другого была лишь ничего не меняющей рокировкой персонажей.

23 декабря 1910 г. военный губернатор Приморской области просил Приамурского генерал-губернатора «для пользы службы» обменять местами начальника Владивостокской тюрьмы Шадрина и полицмейстера Никольск-Уссурийского, добавляя, что «означенные лица за время своей службы отличались исполнительностью и знанием службы».

29 декабря 1910 г. и.д. Приамурского генерал-губернатора подписал приказ об этом обмене, и 7 января 1911 г. в Никольск-Уссурийский приехал вновь назначенный полицмейстер Г. Шадрин, а сдавший ему дела бывший полицмейстер Царьгородцев, получив повышение во Владивостоке, покинул город. Его последний указ, в котором он выразил благодарность своим подчиненным, опубликовала городская газета «Уссурийская окраина»: «Уезжая к месту постоянного служения в г. Владивосток, считаю своей обязанностью высказать всем чинам Никольск-Уссурийского городского полицейского управления искреннюю признательность за усердную работу. На долю моих сотрудников выпало преобразование городской полиции по новым штатам. Отмечаю этот важный в жизни городской полиции факт, потребовавший от чинов полиции немало труда и забот. Желаю сослуживцам продолжать постановленное на новых началах дело с успехом».

14 января 1911 г. Шадрин приступил к исполнению обязанностей. Для полноценной борьбы с разгулом преступности ему необходимо было продолжить реорганизацию полиции, начатую предшественником. Первым крупным делом нового полицмейстера стало решение вопроса о японских публичных домах в Никольске-Уссурийском. Доходы их владельцев значительно превышали прибыль хозяев магазинов среднего класса. Японские рестораны и столовые широко распространились, и часто официантки оказывали интимные услуги.

В воспоминаниях Ёнэко Тоидзуми описан процесс найма японок на «работу» в России: «Существовали посредники, которые собирали девушек из бедных деревень, обманывая их, обещали, что они будут трудиться служанками или на текстильных фабриках, платили им маленький аванс и увозили во Владивосток или еще дальше, вглубь края, и продавали. Бедные девушки только там узнавали, какая у них «работа». Со слезами они протестовали, но все равно их заставляли быть проститутками, хозяева эксплуатировали их максимально, доводя до изнеможения, в конце концов девушки привыкали».

Тревогу по поводу деятельности таких домов выразил в ноябре 1911 г. начальник штаба Приамурского военного округа в своем донесении военному губернатору Приморской области М.М. Манакину: «В городе Никольске-Уссурийском японские дома терпимости являются, как это установлено, центром шпионажа, расположены вблизи войсковых казарм и усиленно посещаются нижними чинами, что оказывает вредное влияние на последних во всех отношениях». По распоряжению губернатора блюститель порядка в г. Никольске-Уссурийском полицмейстер Шадрин обращается к городскому старосте Калинину с просьбой вынести этот вопрос на обсуждение городской Думы и предлагает определить для домов терпимости два места: «несколько кварталов к северу от бегового круга, т.е. от площади, предназначенной для парка, и восточную часть города к востоку от линии железной дороги, кроме железнодорожной слободы».

В ноябре Дума с предложением полицмейстера согласилась, а староста в свою очередь попросил предоставить окончательный вариант администрации. Однако председательствующий в Думе С.А. Башинский предложил вначале не торопиться и «поручить особой комиссии осмотреть все на месте и тогда уже высказаться по этому вопросу». Гласный Апполунин вообще был против предоставления администрации окончательного выбора места и просил «обратить серьезное внимание на решение этого вопроса ввиду значения его в нравственном отношении». В результате Дума постановила: «Поручить комиссии осмотреть намеченные места, заключение свое о пригодности того или другого места доложить Думе в следующем заседании».

Учитывая рапорт полицмейстера и просьбу японских гражданок об отсрочке, военный губернатор разрешает отложить перенос заведений до 1 октября 1912 г. Вскоре стало ясно, что это дело зашло в тупик. Но неутомимый полицмейстер города Шадрин предложил думцам еще один вариант. Перенести злополучные притоны на ул. Княжескую (ныне Пролетарская), на отрезок от ул. Николаевской (ныне Краснознаменная) до Унтербергеровской (ныне ул. Некрасова), которые центром города не являлись, да и строить ничего не нужно было, так как многие помещения попросту пустовали. И тут выступила общественность. Сами жители улицы Княжеской, как оказалось, были совсем не против и свое мнение выразили в заявлении городскому полицмейстеру: «Мы, ... не только не имеем претензий, а напротив еще просим о переносе на Княжескую улицу домов терпимости, так как нашаулица совершенно глухая и отдаленная от центра города; на ней нет никакого движения и торговли, а так как уже не только на Княжеской улице, но даже вблизи нет никаких учебных заведений. Большая часть домовладельцев и населения улицы состоит из извозчиков и чернорабочих.

Дума, как и полагается, к мнению народа прислушалась, и к концу 1912 года дома терпимости на Княжескую улицу все же были перенесены.

О том, как полицмейстер Шадрин справлялся со своими основными обязанностями, можно судить по тому, что в Никольск-Уссурийском он скоро стал героем многочисленных публикаций в местной ежедневной газете «Уссурийская окраина». Так, 24 февраля в заметке «К аресту редактора нашей газеты К.И. Лепина», «Уссурийская окраина» выразила мнение, что «помимо сообщенного беззакония, г. Шадрин в этом деле показал свое полное незнакомство не только с элементарным знанием закона, но как и человека упрямого, мстительного, несправедливого...»

Вся деятельность полицмейстера Шадрина по наведению «порядка» в области интимных услуг была достаточно странной. Она сопровождалась многочисленными скандалами, служебными расследованиями, войной не только с газетами, но и с городской думой.

Всего за три месяца своей деятельности Шадрин умудрился восстановить против себя всех. 10 марта в заметке «Удобно ли?» газета «Уссурийская окраина» подвергала сомнению пригодность полицмейстера к выполнению своих обязанностей: «Неоднократно нами приводились примеры, красноречиво доказывающие, что бывший начальник тюрьмы, а ныне полицмейстер Шадрин совершенно не осведомлен о своих правах и обязанностях. За отсутствием у г. Шадрина даже элементарных знаний закона его действия носят случайный характер...» Завершая характеристику начальника полиции, хроникер газеты восклицал: «Неужели так мало кандидатов, опытных, образо-ванныхлюдей на ответственную должность полицмейстера, что приходится ее замещать г. Шадриным?!».

Газета «Уссурийская окраина» с возмущением сообщала 13 марта 1911 г.: «Со времени пресловутого Тауца не было слышно об избиениях в полицейских участках или городовыми, и вот на железнодорожной слободке избита городовым госпожа Вараксина».

«24 апреля 1911 г. против арестного дома пришлось наблюдать возмутительнейшее избиение двумя городовыми какого-то задержанного ими человека. Как можно говорить у нас о законности и уважении к власти, когда она сама не уважает закона и пред глазами всех совершает преступления. Что же творится там, где не проникает посторонний глаз?!».

Разгул преступности дошел до того, что людей стали красть среди бела дня на улице. «В воскресенье, около 10 часов вечера, по Николаевской улице (ныне Краснознаменная) на извозчике ехало 4 неизвестных. Остановившись на Астраханской улице (ныне Сибирцева), один из пассажиров выскочил из экипажа, схватил неизвестную женщину, шедшую из парка «Зеленый остров», и посадил ее на экипаж. После этого неизвестные погнали лошадей по направлению к бане Геллера. Погоня милиционеров и публики не увенчалась успехом. Похитители бесследно исчезли. Дальнейшая судьба похищенной неизвестна». Для справедливости необходимо отметить, что полицейские и сами нередко оказывались в роли потерпевших.

«Воры в Никольске с каждым днем наглеют. В ночь на 13 сентября 1911 г. они забрались в уездную полицию. Выставив окно, проникли в помещение и похитили денежный сундук, вытащив его в окно, выходящее во двор». Помощника полицейского пристава 2-й части Баталина обокрали на 200 рублей буквально в первые дни после приезда на новое место службы.

9 сентября 1912 г. заведующий Никольск-Уссурийским розыскным пунктом ротмистр Отдельного корпуса жандармов П.С. Козловский доносил, что «медицинским комитетом, в котором состоит председателем полицмейстер г. Никольск-Уссурийского, допускаются разные злоупотребления:

1. В дома терпимости поступают проститутки моложе установленных лет.
2. Для сокрытия указанного в первом пункте злоупотребления девушкам выдаются временные виды на жительство местным полицейским управлением за подписью полицмейстера г. Никольск-Уссурийского. Но все же многие из них содержатся даже без этого... У большинства жриц лета прописаны со слов.
3. Вообще Комитет не принимает мер для установления их возраста, а, наоборот, видимо, способствует сам сокрытию действительных лет.
4. Многие злоупотребления и беспорядок сего комитета изложены в рапорте пристава 1-й части на имя полицмейстера от 16 августа с.г.».

Очередному непотопляемому полицмейстеру покровительствовал назначенный 8 сентября 1912 г. вице-губернатор Приморской области В.И. Ло-дыженский, большую часть 1913 г. исполнявший обязанности военного губернатора области. Он неоднократно бывал по разным делам в Никольск-Уссурийском. Как было написано в одном более позднем анонимном памфлете, Лодыженский очень «любил посещать проституток, особенно малолетних». Однако нарастающий вал недовольства жителей Никольского полицмейстером убедил Лодыженского:

«Я признаю, что Шадрин, занимая должность полицмейстера в столь важном пункте, как г. Никольск-Уссурийский, в котором всегда скапливается масса преступного люда, совершенно не знаком ни с задачами, ни с обязанностями полицейской службы и негоден для осуществления первых и несения последних. Малообразованный, малосведущий в законах, плохо разбирающийся в правилах этики, лишенный такта, г. Шадрин не может держать на должной высоте авторитета занимаемой им должности. Преступность в г. Никольск-Уссурийском за последние годы достигла большого развития, и большинство выдающихся преступлений, благодаря нераспорядительности и неопытности полицмейстера, не открыто. Наружная полиция... поставлена из рук вон плохо. Среди чинов Никольск-Уссурийской полиции при полицмейстере г. Шадрине развились партийность, взаимные интриги, кляузы и доносы».

Общую картину преступности усугубляли многочисленные эмигранты из сопредельных Кореи, Японии, Китая, увы, не отличавшиеся законопослушанием. Их преступная деятельность делала криминальную палитру Никольска еще более насыщенной.

Основными видами преступлений, по которым привлекались живущие в городе китайцы, были кражи, убийства и грабежи. На этом фоне совсем безобидным выглядит распространение запрещенного ханшина (китайского самогона) и опиума среди своих соотечественников и местного населения, а также содержание притонов и опиекурилен.

В Никольске-Уссурийском основная масса выходцев из Поднебесной проживала в китайском квартале. В лабиринтах дворов и проходов китайского базара располагались дома терпимости, опиекурильни, пункты скупки краденого и др. В них находили укрытие контрабандисты, воры, фальшивомонетчики и целые банды хунхузов.

Эффективной борьбе с китайской преступностью мешала в том числе и неподсудность граждан сопредельного государства российским законам. Данное обстоятельство стало немаловажным фактором осложнения и без того непростой криминогенной ситуации как в Никольске, так и на всем российском Дальнем Востоке.

2 апреля 1911 г. в пекарне Ху Шилинь и Ли Ю Хинь вернувшийся в 6 часов вечера китаец-работник увидел обоих хозяев убитыми. Они, видимо, подвергались жестоким пыткам. По подозрению в убийстве задержаны 5 китайцев, проживавших на Николаевской улице.

13 апреля 1911 г. околоточным надзирателем Микитчуком на старом китайском базаре обнаружена опиекурильня № 20. Конфисковано 3 фунта опиума, 2 трубки, 3 лампочки. Китаец, содержатель притона, задержан и выслан в Шанхай.

29 августа на китайском базаре обнаружены три опиекурильни. Содержатели курилен арестованы. Там же задержаны за бесписьменность (отсутствие документов) 5 китайцев. Всe подлежали высылке в Китай.

Те же преступления, хотя и в меньших количествах, совершали выходцы из Кореи, но их национально-освободительное движение, сопровождавшееся разборками между различными группировками, добавляло работы и головной боли никольским полицейским. Для вооружения и обмундирования своих «партизанских» формирований корейцы занимались незаконной скупкой, а иногда кражей оружия и обмундирования у служащих гарнизона. «На барахольном базаре у корейца Огая обнаружены казенные вещи, принадлежавшие солдатам. Вещи отобраны».

Еще одним распространенным видом преступления было изготовление поддельных паспортов, иных документов, удостоверяющих личность. Этим промышляли японцы, хотя основным их занятием, по мнению полицмейстера Шадрина, был шпионаж, а торговля, проституция и фотография - не более чем прикрытие.

Не меньшую, а скорее даже большую, чем этнические уголовники, роль в криминализации города и края играли ссыльно-поселенцы и каторжане. Они составляли значительную часть рецидивистов: уровень преступности среди них был в 6 раз выше, чем среди других слоев населения. Осевшие в городе каторжане и ссыльные если и не являлись прямыми участниками преступлений, то наиболее активно проводили уголовные традиции среди местного населения. Своим пьянством, воровством, грубостью, праздностью, пристрастием к картежной игре они растлевающе действовали на жителей. А организованные или вдохновленные ими многочисленные шайки лиходеев со звучными названиями терроризировали жителей и днем и ночью. Не проходило дня, чтобы кого-нибудь из горожан не ограбили, к кому-нибудь не вломились бы воры.

13 марта 1911 г. ночью убит японский подданный Дегучи Акио. Убийцы похитили 150 рублей и серебряные часы.

«13 апреля 1911 г. после долгих поисков задержан известный вор, удачно промышлявший в Никольске, крестьянин из ссыльных А. Числов».

Самый крупный в Приморской области гарнизон, естественно, не мог не влиять на состояние преступности в Никольске-Уссурийском. Помимо каторжных и поселенцев, большое число преступлений совершалось военными.

«13 марта 1911 г. днем на углу Линевичевской и Павленковской стрелком 5-го сибирского полка Рогожкиным убит известный в Никольске учитель Владимир Алексеевич Тихонравов».

«29 августа нижний чин 1-го полка Фролов нанес по голове шашкой рану городовому Вильскому, пытавшемуся унять разбушевавшегося солдата. Буян отправлен для наложения наказания к
начальству».

Много забот добавило полиции появление нового вида преступления - хулиганства, как стали называть различного рода бесчинства, подчас весьма жестокие и не имевшие видимых мотивов. Очень часто хулиганским проявлениям сопутствовал вандализм или его особо опасная форма - уличные погромы. «Хулиганские поступки получили особенно широкое распространение в результате социальных потрясений, вызванных утверждением капитализма в России, что повлекло за собой неизбежное разложение патриархального общества. Причины этого - распространившийся нигилизм в отношении к традиционным этическим ценностям, произвол официальных властей, экономические трудности, приведшие, в частности, к невиданному до того росту числа беспризорных детей. Определенную роль в их распространении играли черносотенные организации. Как правило, погромы имели этническую направленность. На Дальнем Востоке агрессия толпы часто обращалась против китайцев, корейцев, японцев».

В криминальных хрониках никольских газет отметились все сословия: крестьяне, мещане, казаки, купцы, дворянство и даже духовенство. Современник описываемых событий немецкий философ Вильгельм Виндельбанд писал: «Всегда рост преступлений против собственности дает нам возможность говорить о росте нужды населения, а рост преступлений против жизни - о росте его нравственной одичалости».

Государство, пораженное коррупцией, политическим безволием и казнокрадством, было не в состоянии бороться с принимавшей все больший размах преступностью. С началом Первой мировой войны и без того негативное отношение к полиции и жандармам стало еще хуже. В сознании простых людей они воспринимались как тепло устроившиеся, отлынивающие от войны и опасностей лица. Это наряду с другими факторами способствовало подготовке революционного слома самодержавной государственной власти и всех ее органов.

Николай ПАНИЧКИН.
Коллаж автора.

От редакции. Уважаемые читатели! Работа Николая Паничкина опубликована в нашей газете со значительными сокращениями. Материала, собранного краеведом, хватит на интересную полноценную книгу. И возможно, когда-нибудь издание о криминальной истории Никольска-Уссурийского увидит свет.